Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди] - Роберт Хайнлайн

Я не боялась, что меня расколют. Поскольку все лабораторные знаки были устранены с моего тела, включая и татуировку на нёбе, способа выявить, что я была создана сознательно, а не выскочила по прихоти биорулетки, где миллиард сперматозоидов борется за шанс попасть в яйцеклетку… Такого способа просто не существует.

Но жена в С-браке должна вносить лепту в копошащийся клубок детей на ковре в гостиной.

Вы спросите: почему бы и нет? Я имею в виду, спросите меня. Причины есть. Целая куча.

Моя профессия — курьер, работающий в своего рода военизированной организации. Представьте себе, как я справлюсь с неожиданным нападением, выставляя перед собой живот с восьмимесячным младенцем внутри.

Нас, ИЧ женского пола делают или стерильными, или с естественным предохранением от беременности. Для искусственного человека способность иметь детей — я хочу сказать, выращивать их внутри своего тела, — вовсе не кажется «нормальной». Она кажется нам очень странной. Когда я впервые увидела беременную женщину, я была того же роста, что и сейчас, и я подумала, что она чем-то страшно больна. Когда же мне объяснили, что с ней, у меня… тошнота подкатила к горлу. И теперь, когда я думала об этом здесь, в Крайстчерче, мне тоже было не по себе. Делать это, как кошки, — с болью и кровью, — Господи, да зачем? И зачем вообще это делать? Мы заполонили весь этот глобус, не говоря уже о небесах, так зачем же делать его еще хуже?

Словом, я, скрепя сердце, решила, что откажусь от участия в браке — скажу, что не могу иметь детей. Это не совсем так, но… почти правда.

Никто не задавал мне вопросов.

Во всяком случае на эту тему. Следующие несколько дней я изо всех сил наслаждалась семейной жизнью, пока это было доступно: теплотой женской болтовни, когда мы мыли посуду после чая, шумной возней с собаками, кошками и детьми, добродушные сплетничания за работой в саду — все это обдавало меня теплыми волнами причастности.

Как-то утром Анита пригласила меня на прогулку по саду. Я поблагодарила ее и объяснила, что как раз сейчас мне нужно помочь Викки, но Анита настояла на своем, и через несколько минут мы с ней расположились в дальнем углу сада, неподалеку от возившихся малышей.

— Марджори, дорогая, — начала Анита (в Крайстчерче я — Марджори Болдуин, поскольку именно под таким именем я познакомилась с Дугласом в Кито), — мы обе знаем, зачем Дуглас пригласил тебя сюда. Тебе хорошо с нами?

— Ужасно хорошо!

— Как ты думаешь, тебе нравится это настолько, что ты хотела бы остаться насовсем?

— Да, но… — у меня не получилось сказать: «Да, но, к сожалению, я не могу рожать детей». Анита оборвала меня на полуслове.

— Пожалуй, будет лучше, — сказала она, — если сначала я объясню кое-что, дорогая. Мы должны обсудить кое-какие материальные вопросы. Если предоставить это мужчинам, деньги вообще не будут упоминаться — Альберт и Бриан так же сходят по тебе с ума, как Дуглас, и я их понимаю. Но вся наша группа — это не только брак, но и своего рода семейная деловая корпорация, и кто-то должен взять на себя бухгалтерию — потому-то я являюсь председателем всего сообщества и главным менеджером. Дело в том, что эмоции никогда не застилают мне рассудок настолько, чтобы я забывала следить за делами. — Она улыбнулась и ее вязальные спицы тихонько звякнули. — Спроси у Бриана, он иногда называет меня «железной рукой», но, между прочим, сам никогда не станет забивать себе голову такими «пустяками»… Ты можешь оставаться у нас в гостях, сколько пожелаешь. Какое имеет значение один лишний рот за таким столом, как наш? Никакого. Но если ты хочешь присоединиться к нам официально со всеми формальностями, я обязана как «железная рука» оговорить все условия контракта, потому что я не могу допустить разбазаривание нашего семейного состояния. Надеюсь, ты поймешь меня правильно… Итак, Бриану принадлежат три доли, Альберту и мне — по две. У Дугласа, Виктории и Лиз — по одной. У всех право голоса соответствует их долям. Как видишь, из десяти голосов у меня есть лишь два, но… Вот уже несколько лет я угрожаю им своей отставкой, и они тут же голосуют за неограниченное доверие моим способностям. Настанет день, когда они сбросят «тирана», и тогда я могу со спокойной душой отойти от дел и стать «бабушкой-на-печи». (Ну да, подумала я, и твои похороны состоятся вечером того же дня!) Однако пока дела в моих руках. Каждый из детей обладает правом на одну долю, но без права голоса, потому что доля ребенка выплачивается ему (или ей) наличными, когда тот покинет семью — в качестве приданного или как начальный капитал. Таким образом эти деньги могут просто уплыть из семьи, хотя я и надеюсь, что этого не случится. Такие потери капитала должны, разумеется, учитываться и быть тщательно спланированы — скажем, если три наши дочки выйдут замуж в течение одного года, положение может стать довольно затруднительным, если не сказать катастрофическим.

Я сказала ей, что все это звучит очень разумно и что наверняка на свете есть немного семей, где так заботились бы о будущем детей. (На самом деле я в этих делах совершенно не разбираюсь).

— Да, мы стараемся, чтобы им было как можно лучше, — согласилась она. — В конце концов, в детях весь смысл семьи. Итак, ты сама понимаешь, что взрослый человек, желающий присоединиться к нашей семье, должен выкупить свою долю — иначе весь механизм перестает работать. Браки, конечно, свершаются на небесах, но счета должны быть оплачены на земле.

— Аминь! — кивнула я, понимая, что вопрос для меня исчерпан. И решение отрицательное. Я не могла, конечно, сейчас точно подсчитать состояние этой С-семьи, но… Они были богаты — это ясно, хотя и обходились без прислуги и жили в старом доме без всякой автоматики. Как бы то ни было, я не могла выкупить свою долю.

— Дуглас сказал, что он понятия не имеет, есть у тебя деньги или нет. Я имею в виду капиталовложения.

— У меня их нет.

Она и бровью не повела.

— Когда мне было столько же лет, сколько тебе, у меня их тоже не было. Но ты ведь работаешь, правда? Не могла бы ты работать в Крайстчерче и выплачивать свою долю из жалованья? Я понимаю, найти работу в чужом городе не так-то просто, но… У меня есть кое-какие связи. Скажи, чем ты занимаешься? Ты никогда об этом не рассказывала.

И не собираюсь! Я поблагодарила ее, а потом откровенно сказала, что работа моя секретна и я не стану обсуждать ее даже в общих чертах, но… Нет, я не могу найти постоянную работу в Крайстчерче, и поэтому вряд ли есть способ присоединиться к ним, но я чудесно провела время здесь и надеюсь, что они тоже…

— Дорогая, — оборвала она меня на полуслове, — я затевала этот разговор вовсе не для того, чтобы доказать невозможность контракта. Меня не очень интересует, почему это не получится. Я хочу сделать так, чтобы это получилось. Бриан предложил отдать тебе одну его долю… Дуглас и Альберт тут же заявили, что возместят ему ее, хотя и не сразу, но я наложила на это вето. Это было бы плохим прецедентом — я им так прямо и сказала, не стесняясь в выражениях. Вместо этого я согласилась принять одну долю Бриана в качестве поручительства за выполнение обязательств твоего контракта.

— Ну… У меня нет никакого контракта!

— Будет. Сколько ты можешь выплачивать в месяц, продолжая работать там, где ты работаешь? Не нужно лезть из кожи вон, но постарайся выплатить долю как можно быстрее, потому что это как с годовым доходом от недвижимости: Часть идет на уплату налога, а часть покрывает оставшийся долг, и таким образом, чем больше взносы, тем лучше для тебя.

Я никогда раньше не покупала недвижимость!

— Могу ли я выплачивать золотом? — поинтересовалась я. — Можно, конечно, обменивать золото и на здешнюю валюту, но мне платят золотом.

— Золотом? — Анита неожиданно оживилась, открыла сумочку и достала приставку к своему компьютеру. — С золотом я могу предложить тебе более выгодную сделку. — Она набрала код, подождала пока на дисплее появились какие-то цифры, и кивнула. — Гораздо более выгодную. Я, конечно, не могу сбывать целые слитки, но кое-что мы можем устроить.

— Я же говорю, я сама могу перевести их деньги. Можно даже в новозеландскую валюту и прямо сюда, на автоматический банковский депозит, даже если я в этот момент буду не на Земле. Куда лучше? В Крайстчерчскую контору Банка Новой Зеландии?

— М-мм, нет. Пожалуй, в Банк Кентербери. Я состою там в совете директоров. Не возражаешь?

— Конечно нет. Чем ближе к семье, тем лучше.

На следующий день мы подписали контракт, и в конце недели я вышла за них замуж — все чин по чину — в боковой часовенке кафедрального собора, и… Я была вся в белом (мать честная!)…

Еще через неделю я вернулась на работу — и с грустью и с радостью одновременно. Следующие семнадцать лет я буду выплачивать 858 новозеландских долларов и 13 центов ежемесячно. Впрочем, могу выплатить всю сумму быстрее, если смогу и захочу. За что? Я не смогу жить дома, пока не выплачу все, потому что для ежемесячных взносов должна продолжать работать. Так за что же тогда? Не за секс, это точно. Как я говорила капитану Тормею, секс можно найти где угодно — глупо платить за это. Наверно, за честь окунать руки в воду для мытья посуды, так я думаю. За возможность кататься по полу с детьми и щенками так, чтобы тряслись стены. За теплое чувство, что, куда бы меня не занесло, на этой планете есть место, где я смогу все это делать по праву, потому что я часть этого.